Переправа через Березину.
Изображение перепечатывается с сайта «1812 год».
После Березины
В три часа утра 4 декабря мы двинулись к Молодечно, куда прибыли к
полудню, и неприятель нас не тревожил.
Маршал пригласил меня завтракать и сказал, что император поручил ему
выразить глубокую мне благодарность за поведение моих отрядов, и тут же он
пообещал мне скорую раздачу съестных припасов.
В два часа после полудня неприятель атаковал дивизию Жирара, и я тем более
почувствовал себя обязанным поддержать ее, что мне было поручено командовать
ею, когда генерал Девильер был ранен. Батальоны легкой пехоты и несколько
рот стрелков приняли участие в бою. Неприятель направил свои пушки на
зажженные нами костры, и я велел их потушить. Тогда произошла комичная сцена
Подполковник де Брандт только что снял с горячих угольев кастрюльку с
жареными почками, как вдруг ядро разбило ее, и в тот же момент пуля
пролетела между мною и генералом Дамасом и задела его длинную прическу; он
быстро схватился за нее и, казалось, был очень доволен, убедившись, что она
цела.
До самого вечера мы находились под сильной канонадой и едва могли сами
отвечать редкими выстрелами, так как у нас не хватало зарядов Вдруг мы
услыхали звуки русских рожков. Очевидно, неприятель хотел окружить наш
правый фланг. Тотчас же показались несколько колонн со стрелками во главе,
которым удалось перейти замерзший ров. Это движение русских произошло так
быстро, в наступающей темноте, что я едва успел двинуть к оврагу мою бригаду
со штыками наперевес Смущенный неожиданным появлением наших отрядов, которых
скрывали деревья, неприятель поспешил удалиться, не зная наших сил Мы
преследовали его выстрелами, нанесшими ему легкий урон. Припоминаю
случившееся здесь обстоятельство, очень тронувшее меня. Один русский егерь,
необычайно высокого роста, отошел очень далеко от своих и все время стрелял,
метясь исключительно в офицеров. Как раз в это время я находился около роты
1-го полка капитана де Рюда и с удовольствием смотрел на правильные и
храбрые действия нашей пехоты. В то время как я старался насколько возможно
поддерживать порядок среди солдат, этот русский, оказавшийся, как я узнал
впоследствии, унтер-офицером егерского полка, подошел очень близко ко мне и
разрядил ружье. Я услыхал, как пуля просвистела над моим ухом. Капитан де
Рюд приказал унтер-офицеру своей роты Штрю-бе прицелиться в русского, и в
тот же момент тот упал мертвым. Продвинувшись вперед, я увидал на груди
убитого медаль; унтер-офицер Штрюбе отвязал ее и отдал мне, не требуя
благодарности.
Последние 900 или 1000 солдат 9-го корпуса, державшиеся еще только благодаря
порядку и дисциплине, должны были того и гляди, погибнуть от усталости и
полного отсутствия провианта, и действительно они погибли все в очень
непродолжительном времени. Я счел своим долгом донести маршалу о том ужасном
положении, в котором мы находились, и я объявил ему, что, не имея ни
провианта, ни зарядов, мы не сможем выдержать больше сражения; я нашел его в
доме князя Огинского, в той самой комнате, где император составил 29-й
бюллетень. Мне стоило больших трудов уговорить его послать своего адъютанта
полковника Шато к принцу Невшательскому. На другой день Шато вернулся с
донесением, что не могло быть и речи сменить мой арьергард, но что скоро нам
привезут припасы. В это же время император приказал передать мне свое
удовольствие. Единственно, что сделали, это прислали для нашего подкрепления
остатки пехоты 2-го корпуса под началом генерала Мезона.
В то время как я был у маршала, к нему явился генерал Думерк. Он уверял, что
его дивизия кирасиров, хотя и не участвовавшая ни в одном сражении, так
пострадала от голодовки и холода, что от нее нельзя было требовать никакого
активного участия. Значительно убавившееся число солдат моей бригады
заставило меня сформировать из каждого пока по батальону. Таким образом, у
меня было два батальона, каждый из 180 или 200 человек. Три польских полка
уменьшились до 150 человек...
Чтобы не вступить в бой, маршал велел нам выступить в полночь 5 декабря. Мы
шли по большой дороге из Минска на Сморгони. Ночью мы нагнали главный штаб
итальянского вице-короля, который еще не выступил дальше, и нам пришлось
ждать на морозе, пока он не очистит квартиры. Затем нам сказали, что еще не
продвинулись фургоны с трофеями, взятыми из Москвы, как, например, крест
Ивана Великого и другие вещи из Кремля. И мы все должны были ждать. Обиднее
всего, что часть этих вещей опять равно погибла в непродолжительном времени
в пути, а их остатки — около Вильно. По присланному мне распоряжению я
послал несколько человек в село, лежавшее в нескольких верстах от дороги,
где солдаты 1-го батальона 2-го баденского полка, находящиеся при
генеральном штабе, нашли водку. У отсталых, а главным образом у отсталых
гвардии, я отнял, несмотря на их протестующие крики, скот, говоря, что есть
должен тот, кто сражается. Дивизионный генерал и флигель-адъютант императора
Мутон граф де Лобау явился в арьергард и стал упрекать меня в том, что 9-й
корпус так расстроен. Я ему ответил, что я в это не виноват. «Мы старались
всеми силами, — прибавил я, — мужественно исполнять свой долг и жертвовать
своей жизнью; я удивляюсь, что вы выражаете порицание там, где можно только
расточать похвалы. Если у вас нет личного приказа императора, то, попрошу
вас, проходите своей дорогой, у меня есть гораздо важнее дела, чем спорить с
вами». Мы остановились около Крапивны, так как я хотел дать роздых своим
усталым солдатам, в котором они очень нуждались. Кроме того, мне надо было
дать время генералу Мезону расставить на биваки своих оставшихся солдат 2-го
корпуса. Как только я заметил, что его солдаты разбрелись в разные стороны,
— я сейчас двинулся в путь, предвидя, что ему не удастся их больше собрать.
Я прошел мимо бивака 2-го корпуса и расставил сзади него, как второй эшелон,
свою бригаду около села, таким образом ночью мне не надо было ставить
аванпостов.
Генерал Мезон, отказавшийся перед этим нести аванпостную службу, страшно
рассердился на меня, но он не мог собрать своих солдат, и потому ему
пришлось уступить. Моей первой заботой было тогда занять какой-нибудь дом,
но его пришлось очистить от офицеров и солдат, и мне это стоило больших
трудов, так как они оказали большое сопротивление. Измученный, я улегся на
пол, как вдруг услыхал женский голос, жалобно умолявший меня не выгонять ее.
Случайно это оказалась та жена войскового интенданта, карету которой я
несколько дней тому назад пропустил, когда нас теснили русские около ущелья
в лесу; она рассказала мне, что ее муж умер от холода, что она потеряла свой
экипаж, лишена всякой помощи и предоставлена самой себе. Понятно, что я не
выгнал ее ночью на улицу; несколько дней спустя я увидал ее уже мертвой на
снегу. К счастью, я встретил свою собственную повозку, где было еще немного
провизии, но никогда радость не приходит без горя, ночью я был разбужен
криками «Пожар!». Все бросились к узкой двери дома. Крикс-комиссар армии
Зартелон, стоявший рядом со мной, хотел спастись через единственное окно
комнаты, но он застрял в нем и не мог двинуться ни взад, ни вперед. Шапка
упала у него с головы, и ее подобрал солдат, стоявший перед домом.
Убедившись, что это ложная тревога, я вернулся в мое убежище, вытащив за
ноги с большим усилием Зартелона. Привезли водку, за которой я послал, и я
ее роздал. Но вместо того, чтобы подкрепить солдат, она только опьянила их.
Многих их них, не получавших давно пищи, этот напиток ошеломил, и они
остались на месте. Ко всему этому прибавьте все увеличивающийся холод,
дошедший уже до 20 градусов...
Хохберг
Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По
воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский,
А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга".
М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в
воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.