Отступление Нея

1812 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Между Корытней и Красным. 15 ноября 1812 года.

Отступление Нея

От места, где мы расположились бивуаком, до поля битвы было расстояние в четыре мили. Во время этого перехода саперный полковник Бувье взял меня под руку и сказал: «Друг мой, мы погибли... Мы слишком далеко от родины; у нас решительно во всем недостаток, и если нам и удастся ускользнуть от неприятельского огня, то мы наверняка сделаемся жертвами чрезвычайно сурового климата». — «Полковник, — ответил я ему, — я слишком хорошо сознаю весь ужас нашего настоящего положения; но, каким бы оно ни было критическим, зачем так отчаяться? Быть может, мужество и настойчивость дадут нам возможность выпутаться из этого скверного положения».

Зловещие предчувствия полковника Бувье оказались, к сожалению, слишком справедливыми, по крайней мере относительно его самого. Он простился со мной, обнимая меня: «Прощайте! — воскликнул он, — прощайте, в последний раз».

Наконец, мы подошли к Красному. Неприятель ожидал нас на высотах, чтоб отрезать нам отступление. Мы выстроились тотчас же на равнине в боевом порядке.

Наш корпус состоял самое большее из шести тысяч человек, включая в это число два эскадрона польских улан; половина этих солдат были безоружны.

Собрали всех саперов и к ним прибавили сотню самых общительных людей, командование над которыми было поручено полковнику Бувье.

Поддерживаемый несколькими орудиями и остатками нашего арьергарда, он должен был сделать нападение и прорвать ряды неприятеля; но в самый разгар дела этот храбрый офицер погиб от пушечного ядра, а отряд его был отброшен перекрестным огнем неприятеля, который был бесконечно многочисленнее, чем мы.

Смерть полковника Бувье составляла большую потерю для артиллерии. Этот достойный уважения офицер соединял с военными талантами и с обширным образованием, которое требовалось для его рода службы (инженерная часть), чрезвычайную энергию и непоколебимую храбрость.

В то время, как мы сражались на равнине, поддерживая постоянно ужасную пальбу, наши повозки, лошади, часть артиллерии, все безоружные люди, отсталые и больные, оставшиеся на дороге, попали в руки казаков. Таким образом были потеряны для нас съестные припасы и те немногие средства, которые еще у нас оставались. Маршал Ней приказал поддерживать сражение по возможности до конца дня, чтобы быть в состоянии отступить к Днепру. К четырем часам вечера мы выполнили это движение; мы шли по вспаханной земле и ужасно страдали от голода. Я шел пешком, словно простой солдат; в начале атаки под Красным лошадь моя была подо мною убита, и я не имел ни малейшей возможности добыть себе другую. К девяти часам вечера мы подошли к какой-то деревне на берегу Днепра; вместо пищи нашли там лишь напиток, приготовленный из свеклы.

Маршал Ней намеревался дождаться рассвета, чтобы переправиться через реку, которая еще не совсем замерзла, несмотря на чрезмерный мороз. Необходимо было, следовательно, видеть ясно, чтобы испробовать места, где лед был достаточно крепок для того, чтобы выдержать на себе людей и лошадей; но в полночь нас предупредили о приближении неприятеля; в самой деревне даже будто бы видели казаков.

Маршал Ней дал тотчас же приказ о переправе. Пушки и артиллерийские повозки были брошены; беспорядок и сумятица достигли своего апогея; каждый пытался переправиться вперед. Мы тихо скользили друг за другом, опасаясь провалиться под лед, который то и дело трещал под нашими ногами: мы находились беспрерывно между жизнью и смертью. Но, кроме опасности, угрожающей нам лично, мы должны были стать свидетелями самого печального зрелища. Всюду вокруг нас виднелись несчастные, провалившиеся вместе с своими лошадьми глубже, чем до плеч; они звали своих товарищей на помощь, которую те не могли им оказать, не подвергаясь риску разделить их печальную участь; их крики и жалобы раздирали наши души, уже достаточно потрясенные опасностью, грозившей нам самим.

Когда мы прибыли на противоположный берег, мы должны были взобраться на высоту в двенадцать футов с очень крутым подъемом; глинистая почва, истоптанная теми, которые переправились перед нами, делала дорогу невозможной. Я поднимался трижды доверху и трижды падал вновь в реку. Силы начали изменять мне, как вдруг я услышал голос маршала Нея, который торопил меня взобраться поскорей.

«Я никак не могу, — ответил я, — мне не на что опереться». Маршал тотчас же отрубил своей саблей древесную ветвь, протянул ее мне и втащил меня таким образом на берег; без его помощи я бы, наверное, погиб.

Среди подобного беспорядка и сумятицы было очень трудно собрать рассеявшиеся войска, которые пали духом и почти изнемогали от холода. В особенности долго задерживала нас конница; немыслимо было, чтобы она переправилась в том же месте, где мы, и ей пришлось поэтому идти далеко, в поисках более надежной переправы. Наконец, она нас догнала, и мы пустились в путь.

В тот день неприятель совсем не показывался. В следующую же ночь он энергично преследовал нас; он был даже так близко, что, несмотря на темноту, ядра и картечь падали в наши ряды и производили там большое опустошение. В конце концов, русские почти что настигли нас; тогда мы бросились, смешавшись с конницей, в болото, проваливаясь до половины ноги. Едва удавалось вытащить одну ногу, как тотчас же погружалась в болото другая. Я находился среди лошадей и погружался в эту жижу, откуда никогда бы не выбрался, если бы в виде предосторожности не при-вязал себя к хвосту одной из лошадей, которой после тяжелых усилий удалось-таки выручить меня из беды.

Ночь была из самых темных; тем не менее мы собрались и выстроились в боевом порядке. Один русский обер-офицер приблизился к нам на довольно близкое расстояние, чтобы крикнуть: «Сдавайтесь, сдавайтесь: всякое сопротивление бесполезно!»

«Французы сражаются, но не сдаются», — ответил ему генерал Ледрю-дез-Эссар и велел начать пальбу взводами.

Нам раздали боевые патроны, оставшиеся после сражения под Красным. Мы продолжали путь, все время тревожимые неприятелем. На третий день, к трем часам пополудни, маршал Ней приказал нам занять позицию около леса. С большим трудом собрали мы полторы тысячи человек, бывших в состоянии носить оружие, но царивший тогда ужаснейший мороз делал их неспособными пользоваться им. Мы их выстроили в боевом порядке в два ряда, чтобы представить более внушительный фронт; все те, которые бросили или потеряли свое оружие при переправе через Днепр, были поставлены позади их.

Впереди себя мы заметили целую тучу казаков, стрелки которых приближались к нам на расстоянии ружейного выстрела.

Тем не менее наши отряды все время оставались с оружием в руках и за недостатком боевых патронов производили подобие пальбы лишь в том случае, когда казаки приближались взводами. Тогда последние отступали и маневрировали перед нами. В этот именно момент маршал Ней приблизился ко мне и сказал: «Ну, Фрейтаг, что бы думаете насчет этого?»

— Наше положение, маршал, не блестяще, но это было бы только полбеды, если бы у нас были патроны.

— Верно, но тут-то и нужно учиться дорого продавать свою жизнь.

При наступлении вечера маршал приказал местами зажечь огни, чтобы заставить неприятеля подумать, будто мы собираемся ночевать в лесу. В то же время мы не давали своим солдатам заснуть, так как в девять часов лагерь надлежало снять.

В этот промежуток времени русский военачальник прислал нового офицера в качестве парламентера, чтобы побудить маршала Нея сдаться со своим слабым корпусом, который, по его словам, не может устоять против окружающих его ста тысяч русских.

Я присутствовал при этом свидании, и вот какой ответ дал Ней парламентеру:

«Скажите вашему генералу, что французский маршал не сдается никогда».

Через час явился второй парламентер с тем же предложением.

— Что касается вас, милостивый государь, вы останетесь с нами, — сказал ему маршал, — я очень рад, что вы будете иметь возможность убедиться сами, как сдаются французские солдаты.

В три четверти девятого явился третий парламентер, чтобы потребовать своего предшественника и сделать маршалу то же предложение.

— Вы оба будете не лишними, чтобы быть свидетелями того, каким образом я сдамся русским.

Протесты этих офицеров оказались тщетными. Но, что русские окружили нас со всех сторон, была правда. Ровно в девять часов маршал отдал приказ собраться без всякого шума; он посоветовал нам идти, образуя очень сжатые колонны и не произнося ни слова.

Мы двинулись в путь и прошли через русский лагерь с величайшим хладнокровием и среди глубочайшего молчания. Однако враги нас заметили, но, прежде чем они успели закричать «ура!», мы уже находились за пределами их лагеря. Они не могли нас настигнуть по случаю темноты, а также вследствие того, что мы шли ускоренным шагом. Тем не менее они послали нам вслед много пушечных выстрелов и взяли в плен несколько отставших, если можно так назвать несчастных, которым нужно было бы употребить сверхчеловеческие усилия, чтобы избежать своей участи.

В конце концов, несмотря на всякие препятствия, мы прибыли к четырем часам утра в Оршу. Армия расположилась лагерем на снегу перед городом, где находилась главная квартира Наполеона. Нас всех считали погибшими.

Сам император, увидев Нея, сказал, обнимая его: «Я больше не рассчитывал на вас».

К восьми часам утра нам прислали из пищи лишь немного муки и плохой водки. Русские сосредоточились в районе Орши около девяти часов утра, и нам пришлось снова начать отступление.

Генерал Фрейтаг

Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский, А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга". М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.

Далее читайте:

Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица).

Участники наполеоновских войн (биографический справочник).

Литература по наполеоновским войнам (список литературы)

Россия в XIX веке (хронологическая таблица).

Франция в XIX веке (хронологическая таблица).

Карты:

Российская империя в 1-ой пол. XIX в.

Вторжение наполеоновской армии в 1812 году

Контрнаступление русской армии в 1812 году

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС