Е.Б. Мирзоев

2010

БИБЛИОТЕКА 1812 ГОДА

Е.Б. Мирзоев

С.Н. Глинка против наполеоновской Франции

У истоков консервативно-националистической идеологии в России

Глава 3

Сергей Глинка против Наполеона. Антифранцузская пропаганда «Русского Вестника»

§ 2. Образ Наполеона в «Русском Вестнике» С.Н. Глинки

На протяжении эпохи наполеоновских войн пресса стран-участниц антифранцузской коалиции неустанно обращалась к личности императора Франции. Головокружительная политическая и военная карьера Наполеона I, проблема легитимности его власти, характер войн, которые он вел в Европе – все эти вопросы вызывали живой интерес у читающей публики. Основные аспекты антинаполеоновской пропаганды в Европе и в России хорошо известны[1]. Важно, что, отталкиваясь от личности Бонапарта, публицисты той эпохи формировали представления о легитимном и нелегитимном, допустимом и недозволенном, формировали определенный образ политической действительности.

Наиболее полно и ярко отрицательный образ Наполеона в те годы в России был представлен на страницах патриотического журнала С.Н. Глинки.

До 1812 г. в условиях формально союзнических отношений с Францией верноподданнически настроенный публицист ограничивался обличением французских идей и деяний французских революционеров, критиковал засилие французских мод и языка. После Тильзитского мира в условиях царской цензуры публицист не мог без оглядки на официальную позицию касаться таких серьезных тем, как законность власти Наполеона, характер его политики в Польше. Материалы, посвященные лично Бонапарту, издатель решился опубликовать уже в период Отечественной войны 1812 г. Из-за сложностей с изданием «Русского вестника» в период французской оккупации Москвы большинство этих статей увидело свет уже в 1813 г.

Разумеется, образ Наполеона на страницах «Русского Вестника» был негативным. Статьи журнала были образцом антинаполеоновской пропаганды, развернутой в странах коалиции. В статьях «Русского Вестника» встречаются пропагандистские клише. Но материалы главного русского патриотического журнала отличались и определенной спецификой, на которую следует обратить внимание. Постараемся оценить характер и стиль критики в адрес императора французов, вычленить основные грани образа Наполеона в публикациях С.Н. Глинки.

До 1812 г. и в начале кампании 1812 г. императора Франции на страницах «Русского Вестника» можно было узнать в образах завоевателей прошлого. В стихах «Напоминание о Полтавской победе», напечатанных в 1810 г., С.Н. Глинка писал как будто бы о Карле XII:

О слепота несытной страсти!

Он хочет мир поработить…[2].

Всемирный масштаб завоевательных планов супостата указывал на истинный объект критики русского патриота.

Тем не менее в статьях, написанных в начале Отечественной войны, Наполеон в «Русском Вестнике» порой еще скрывался под именем «Мамаев и Батыев»:

Воскреснет, Россы! Бог России;

Мамаи, лютые Батыи,

Падут пред господом во прах:

Блажен тот край, где Бог в сердцах!»[3].

Лишь с конца 1812 г. русский публицист перешел к персональной критике Бонапарта. В статье «Мысли о вероломном  вторжении французов в пределы России» С.Н. Глинка уже прямо обличал Наполеона: «Нарушитель всех обязанностей, соединяющих человеческие общества и Державы, может ли что-нибудь уважать?»[4].

Рисунок 6. В.В. Верещагин. Наполеон на Бородинских высотах

Одной из распространенных идей пропаганды эпохи наполеоновских войн был тезис о том, что Наполеон – есть порождение французской революции со всеми ее ужасами. С.Н. Глинка не раз повторял эту мысль в своих статьях. В одной из них Наполеон лаконично назван «главным выродком» французской революции[5]. В других публикациях автор подробнее разъяснял читателям, в чем заключается связь императора с революционерами: «Бонапарт, ученик Робеспьеров и Маратов, тем только от них различествует, что все говоренное ими к простолюдимству, обращает он к солдатам своим. Во время внутренней Французской революции народ был орудием извергов; во время внешней той же Французской революции, или всеобщего европейского потрясения, вооруженные скопища Наполеона учинились славным его орудием к порабощению народов и низвержению законных престолов»[6]. Таким образом, Наполеон становился учеником Робеспьера и организатором «экспорта Французской революции», которая, следуя логике С.Н. Глинки, продолжалась.

Понятно, что «низвергатель законных престолов» не мог быть законным правителем. Утверждение о незаконном характере власти Бонапарта было общим местом в антинаполеоновской пропаганде. По утверждению русского публициста, «чувствуя, что и под именем консула временного, консула бессменного и под названием императора французов, Бонапарт все будет Бонапарт, то есть уроженцем ничтожнаго корсиканского городка, наконец вздумал и себя и своих сообщников прикрыть личиною древних французских обрядов и почестями природных королей»[7]. Заметим, что автор здесь был вполне солидарен с легитимистской концепцией, признающей законность власти только «природных королей».

Незаконный характер власти Наполеона С.Н. Глинка сравнивал с властью русского самодержца. Вот что писал С.Н. Глинка в 1812 г. по поводу манифеста Александра I «о помиловании виновных в бывших польских и литовских областях»: «Какое неизменное различие между помазанником Божим и властителем-самозванцем! Какая противуположность между Александром Российским и Наполеоном-корсиканцем! Александр милует подданных заблужденных и преступных; Наполеон во имя лживой свободы кует цепи и во имя народного блага губит народы ими же самими»[8]. Нелегитимная власть самозванца неизбежно оказывается губительной для жителей «бывших польских областей», ибо основана на лжи. Священный характер власти «помазанника» Александра I подтверждается его милосердием. В этом сопоставлении С.Н. Глинка был также близок к идеям консервативного легитимизма в духе Ж. де Местра.

Но публицист прибегал и к помощи других идей с целью показать нелегитимность Наполеона. В «Русской истории» С.Н. Глинка отмечал, что «Бонапарт стал императором одного мятежного войска, а не Франции»[9]. По мысли автора, генерал Бонапарт не опирался на поддержку народа. Эта идея имела значение в контексте теории общественного договора. Преимущественно патриотический характер пропаганды «Русского Вестника» и отчасти «Руской истории» позволял привлекать взаимоисключающие концепции для доказательства нужного тезиса.

Критики первого императора Франции старались при любом удобном случае напомнить о корсиканском происхождении Наполеона, что должно было усилить убежденность в незаконности его власти над французами. С.Н. Глинка также не мог отказать себе в этом удовольствии, именуя его «Наполеоном-корсиканцем». Русский публицист отказывал Наполеону даже в правильном французском произношении: «Бонапарт произвел себя в императоры, а братьев своих в принцы французские: но все показывает, что они не французы, даже и произношение их»[10]. Этот аргумент, затрагивающий культурно-языковой аспект, отражает актуальность проблемы языка на фоне наполеоновских войн. С одной стороны, именно французский язык являлся объектом критики С.Н. Глинки. С точки зрения формирующегося национального самосознания язык был важным фактором самоидентификаци. Но с другой, следуя этой логике, в самой Франции правитель, плохо владеющий французским языком, терял французскую национальную идентичность, а следовательно, легитимность.

Режим власти корсиканца во Франции представал на страницах «Русского Вестника» как жестокая тирания. Наполеон, по словам С.Н. Глинки, «коварством и страхом поддерживает похищенный престол»[11]. О Париже публицист писал: «… там под именем императора самовластвует палач французов и губитель народов!»[12]. Московский публицист, как правило, избегал называть Наполеона «императором», стараясь подчеркнуть незаконный характер его власти.

С.Н. Глинка, оправдывавший в некоторых публикациях крепостное право в России, легко переходил к обличению рабства французов под игом Наполеона: «Бонапарт с помощью войска оковал народ цепями рабства, и учинил оный слепым орудием своего властолюбия»[13]. Но Бонапарт выступал в статьях С.Н. Глинки как деспот и по отношению к солдатам своей «Великой армии». В одном из номеров за 1813 г. издатель комментирует послание Наполеона своим солдатам, изданное им в Москве. Слова императора о том, что головы его воинов «поникли от тяжести лавров, пожатых на полях чести», публицист предлагает заменить на следующие: «Солдаты! Ваши головы и головы всех моих рабов обременены железною короною и железным игом моей власти: признаюсь, что и моя буйная голова поникла под бременем вашего безумства» и т.д[14]. Возвращаясь к сравнению с Александром I, можно сказать, что, по версии С.Н. Глинки, война шла между подданными «помазанника» Александра и рабами Наполеона.

В самых мрачных тонах издатель русского журнала обрисовывал «новый порядок», установленный Наполеоном в Европе. Начало его притязаний на общеевропейское господство С.Н. Глинка относил к 1807 г.: «С 1807 года особенно начали проповедовать во Франции о единстве власти политической, долженствующей без всякого изъятия принадлежать одному Наполеону в Европе и в целом мире»[15]. Издатель «Русского Вестника» обращал внимание на опасные политические преобразования, которые происходят в странах, покоренных Наполеоном: «Многие ли теперь европейские области остались при коренных своих учреждениях?» – вопрошал он читателя. С.Н. Глинка выступал здесь как защитник политических традиций. И далее: «Повсюду, куда Наполеон вносит оружие, стараются расторгать союз подданных с законными правителями и сеять всякого рода злоумышления»[16]. «Союзу» подданных с законными правителями С.Н. Глинка противопоставлял «железное иго» власти Бонапарта.

Это иго скрывалось, по мысли публициста, под лозунгами французской революции. Идеи Руссо – это только прикрытие французской гегемонии: «Жители бывшей Польши кричали о независимости, о гордости народной, и граф Вилсудской не стыдился спрашивать у Жан-Жака Руссо, каким образом им жить и любить отечество? Наполеон проповедует независимость народов, а сам переселяет во французские лицеи голландцев, чтобы они там учились забывать свое наречие»[17]. Таким образом, по утверждению С.Н. Глинки, европейцам угрожает политика «офранцуживания». Причем речь идет о превращении европейцев в новых извергов-революционеров: «Уже Наполеон завел множество лицей, где разноплеменные его рабы учатся быть людоедами, и где каждый, отрекаясь от своей родной земли и от своих соотечественников, равно Наполеону, почитает себя гражданином вселенной, которую по праву сего гражданства, должен возмущать и разорять»[18]. Лицеи Наполеона у С.Н. Глинки становились рассадниками космополитов вольнодумцев и «людоедов», т.е. жестоких революционеров и карателей. Наполеон же превращался в отрекшегося от своих соотечественников «гражданина вселенной». «Русский Вестник» рисовал образ универсальной и уничтожающей национальную самобытность общеевропейской империи (которой в действительности, конечно, не существовало).

Власть над Европой привела к окончательному моральному разложению Бонапарта: «Увидя во власти своей всю Европу, кроме Севера, Наполеон обезумел в гордости и зверствах»[19]. В статье с внушительным названием «Адския выдумки французов к истреблению законных правительств и человечества» утверждалось, что: «Все зверские качества извергов французских совокупились в одном Наполеоне», и даже что «изверг корсиканец тучнеет, упиваясь кровию человеческою»[20]. Особая изощренность кровопийцы-Бонапарта заключалась в том, что он терзал Европу под лозунгами общественного блага и свободы: «В душе Наполеона заключается совокупная злоба чудовищ, терзавших во имя человечества и природы, Францию, человечество и природу»[21].

Для риторики пропагандистских статей «Русского вестника» были характерны инфернальные аллюзии на тему чудовищ французской революции и упыря-Наполеона. Поэтому неудивительно, что С.Н. Глинка пошел по стопам Священного синода, сгоряча объявившего еще в 1806 г. о том, что Наполеон является не кем иным, как лжемессией. Апокалиптические и эсхатологические мотивы в восприятии событий наполеоновских войн присутствовали и в германской литературе того времени, в частности в сочинениях И.Г. Юнга-Штиллинга[22]. Развивая эту тему, московский публицист не без иронии рассуждал: «Можно достоверно сказать, что сорванец корсиканец нарочно присвоил себе сие небывалое имя, чтобы предвестить, что как злотворящий ангел бездны Апполион, он, Наполеон, намерен злодействовать в Европе, а если б удалось, то и во всей вселенной»[23]. Мы уже обращались к статье «Русского Вестника», в которой сопоставлялись Наполеон и Александр I. Выходя под конец этой статьи на эсхатологический уровень, С.Н. Глинка возвещал: «В очах Александра-милосерднаго ясность и благовидность ангельская; в мрачных чертах Наполеона-лютаго свирепствует адское ехидство»[24]. Сама внешность Наполеона становилась для русского публициста свидетельством его адской природы и коварства.

Антихристу полагалось обольщать и смущать грешников. В ряде статей «Русского Вестника» звучала мысль о том, что Наполеон покоряет народы Европы не только и даже не столько силой, сколько путем пропаганды и идеологической обработки населения: «Бонапарт, вождь французского ада, страшен не по военным дарованиям, но по замашкам политическим… Бонапарт, подобно Чингисхану, хочет, чтобы поколение его наследовало безумным желаниям завоевать вселенную. К достижению сей цели все разноплеменные народы его игу порабощенные, хочет он претворить не в прежних французов, но во французов людоедов, порожденных адскою революциею»[25]. Здесь вновь звучит идея о намерении Наполеона превратить европейцев во французов-революционеров. Любопытно, что С.Н. Глинка убеждал читателя в том, что крупнейший полководец эпохи, заставивший поверить современников в свою непобедимость, не так уж и страшен по своим военным дарованиям. Для борца с французскими идеями важнее была опасность, исходившая от «политических замашек» Бонапарта. При этом автор вновь указывал на связь Наполеона с революционерами.

Эти идеи появились в «Русском Вестнике» уже в 1812 г.:

Не мыслил гордый враг, дерзая

Державы Русской угрожать;

Лукавства ковы соплетая,

Мечтал умы поколебать[26].

Мысль поэта-патриота ясна: Наполеон отважился на войну с Россией только в надежде на губительное действие своей коварной пропаганды. Наполеоновское вторжение в Россию в статьях «Русского Вестника» подавалось как прямое продолжение идеологического и культурного влияния Франции в предшествующие годы. В статье, озаглавленной «Неизменность французского злоумышления против России», автор констатировал: «Злоумышление французское заразило сперва воспитание и нравы наши, теперь же грозится истребить нас оружием»[27]. Звенья одной цепи, эти «злоумышления» представали перед читателем как элементы хорошо спланированной дьявольской стратегии Бонапарта. С.Н. Глинка открывал глаза читателям на истинные масштабы замысла Наполеона: «К означению необычайных нашествий, французы употребили слово стратегия, то есть нашествие не только на землю, но и на души, на умы, слова, на все нравственные силы целаго народа»[28].

«Вождю ада» легче всего совлечь с праведного пути уже заблудшие души. Подчинение Наполеону, как пытался доказать издатель «Русского Вестника», – это во многом следствие близорукости и даже «подлости» некоторых народов Европы, которые «поверглись к ногам корсиканца, или от слепоты, или от обольщения, или от подлости»[29]. Поэтому русский патриот предостерегал соотечественников от французских козней. В одной из статей в уста Наполеона вкладывались слова: «Ближайшие мои поверенные посланы были в Россию все разведать, все высмотреть и приготовить умы к принятию великого Наполеона»[30]. Таким образом, французы в России – это шпионы и агенты Бонапарта, стремящиеся с помощью своих французских идей и мод «приготовить умы» к французскому господству.

Смелым ходом в антинаполеоновской пропаганде был тезис русского публициста о том, что «сорванец-корсиканец» подчиняет народы не только политической пропагандой: тайным оружием Французской империи стали парижские моды: «Наполеон, стараясь всячески захватывать в сети свои сокровища европейские, в политических своих замыслах, не забыл и владычества моды»[31]. Такое изощренное коварство не должно было удивлять постоянных читателей «Русского Вестника», сражавшегося с французскими модами еще с 1808 г.

Использование явно опережавших свое время технологий манипулирования сознанием с помощью моды сочеталось у Наполеона с полным отсутствием чести и совести. Позорным в описании публициста был уже сам приход Бонапарта к власти: «Корсиканец Бонапарт награбил шестьдесят миллионов, и потому в развратной и продажной Франции сперва купил себе кукольное консульство, потом мишурное императорство»[32]. Обратим внимание на то, что эти слова были напечатаны в 1814 г. Даже в конце наполеоновских войн для С.Н. Глинки оставалась актуальной проблема легитимности (точнее, полной нелегитимности) власти Наполеона.

Сторонник грязного подкупа, Бонапарт не был и образцовым генералом. Рассказывая о боях под Красным, С.Н. Глинка утверждал, что последователь Чингисхана «и сопутник его маршал Давуст, забыли сообщника своего маршала Нея потому, что, возмужав в правилах разврата и безбожия, они и понятия о том не имеют, что значит честь воинская»[33]. Отказывая Наполеону и его маршалам в воинской чести, русский публицист противопоставлял им Кутузова, называя последнего «государственным полководцем». Характер противопоставления понятен из названия этой статьи: «Краткия замечания о различии государственных полководцев от вождей-извергов». «Вождь-изверг» использовал алкоголь и другие недостойные средства для поддержания боевого духа французской армии. Впрочем, С.Н. Глинка предпочитал называть эту армию по-другому: «Все средства, изобретенные адом к разврату людей, все сии средства употребил Наполеон к одобрению унылых орд своих»[34]. Впрочем, чем еще оставалось одобрять «унылые орды» «вождю французского ада»? Более того, по уверениям издателя патриотического журнала, Бонапарту обычно приходилось держать свои «полчища» впроголодь, чтобы пробудить в них жажду к завоеваниям: «В правительстве развратном не дают войску своего нужнаго для того, чтобы оно яростнее поглощало чужое»[35].

Бесчестного правителя французов С.Н. Глинка неоднократно уличал в наглой лжи и обмане. Одна из статей, вышедшая в 1813 г. была озаглавлена: «Адския выдумки французов к истреблению законных правительств и человечества»[36]. Оценивая ситуацию в целом, С.Н. Глинка констатировал: «Сей наглый корсиканец лжет изустно, лжет письменно, лжет делами»[37]. Издатель «Русского Вестника» взял на себя труд к оправданию «оболганного» французской пропагандой московского губернатора гр. Ф.В. Ростопчина. Вначале в журнале появилась статья «О московском пожаре», где публицист высказывал возмущение клеветой Наполеона на русских поджигателей: «И сей лютый предводитель или рабственных или обольщенных европейских орд дерзает уверять, будто бы все зло, все разорение, все ужасы ада, внесенные в Россию, были произведены самими русскими!»[38]. В другом номере С.Н. Глинка более адресно защищал столичного губернатора от обвинений в поджоге города. Статья называлась «Возражение на клеветы, вымышленные на графа Федора Васильевича Ростопчина Наполеоном Бонапартом»[39]. И наконец, последовала публикация письма в редакцию самого В.Ф. Ростопчина, подтверждающего опровержение клеветы Наполеона в его адрес[40]. Вся эта бескомпромиссная борьба с «клеветами» Наполеона на московского губернатора, к слову действительно являвшегося организатором пожара Москвы[41], гармонично сочеталась с обличением реальных и мнимых злодеяний «лютого предводителя» французов.

Неудивительно, что «лютый» Наполеон имел самые гнусные планы относительно России. В уже упомянутой статье «О московском пожаре» утверждалось, что Бонапарт охвачен иррациональным инстинктом разрушения: «Наполеон-Аларик, пылая непреодолимым хотением разорить Россию, к истреблению Москвы тем же влекся хотением»[42]. В том же номере С.Н. Глинка несколько по-иному объяснял причины сожжения столицы: «…упоенный мечтою владычества над Россией, уповая несомненно, что жители Москвы встретят его с рукоплесканиями и торжеством: каким воспылал он свирепством, нашед в стенах Москвы одну пустоту и безмолвие!»[43].

Справедливости ради, следует оговориться, что порой жестокая брань в адрес Бонапарта выглядела оправданно в статьях, посвященных трагическим событиям войны. В разгар войны, на фоне пожара и разорения Москвы в статье «Речь в воспоминание русских воинов, умерших на поле брани» С.Н. Глинка давал волю эмоциям: «Злобный и лютейший из губителей человечества, давно уже снедаемый завистью, взирая на величие России, и час от часа возгараясь новым свирепством, умыслил или поработить наше Отечество, или сгладить его с лица земли»[44]. Следует, однако отметить, что и до 1812 г. «Русский Вестник» не очень-то церемонился с французами. Издатель «Русского Вестника» продолжал нещадно бранить Бонапарта и в 1814 г., когда война шла уже во Франции, что, безусловно, не украшало стиль журнала: «Наполеон, новый изверг в роде извергов, развратнейший искидок разврата французского и предводитель французского ада»[45].

Нелепость затеи корсиканского выскочки покорить Россию порою демонстрировалась на страницах «Русского Вестника» с помощью шутливых рассказов или стихов. В рассказе «Раздумье Наполеона в Жидовской бричке» высмеивалась трусость Бонапарта в момент отступления из Москвы: «Спеша укрыться от грозных казаков; боясь оглянуться назад, окутавшись кое-как в жидовскую епанчу; заплатя из числа остальных наполеонодоров большую часть за ободранную бричку и за почтовых лошадей: Наполеон Бонапартий стремглав вскочив в повозку, не мог второпях разсмотреть, где и как сидит»[46]. «Жидовский» калорит одежды и экипажа императора должен был подчеркнуть ничтожество Бонапартия, напуганного «грозными казаками». Культурный, этнический аспект высмеивания Бонапарта здесь очевиден. В сатире на Наполеона проявились представления русского общества о «своем» и «чужом», о достойном и унизительном.

Другой пример – шутливое стихотворение, озаглавленное «Побег Наполеона Карловича из земли Русской». Здесь также заметна тенденция переносить вражду с Наполеоном в культурную сферу. Главными героями стихотворения являются Наполеон и Баба Яга. Последняя в некотором противоречии с обычным поведением в сказках выступает в роли защитницы «русского духа». Оказавшись в Москве в период ее оккупации французами, она негодует.

Старушка грозно возгласила:

Какая нечисть осквернила

Святую Русь, старинный град?

Какой тут бусурманский гад?

Как на Руси не Русью пахнет?[47]

Не теряя времени, Баба Яга включается в военные действия и поражает императора Франции пестом:

Шут-корсиканец повалился;

Очнулся, вскрикнул, изумился[48].

Противопоставление «Святой Руси» и «бусурманского гада» как бы выводило русско-французское противостояние на фольклорный уровень. С.Н. Глинка пытался превратить Наполеона не только в Антихриста, но и в сказочного супостата. В этом качестве «шут-корсиканец» становился нестрашным и жалким персонажем.

Рисунок 7. Бегство Наполеона. Карикатура И.А. Иванова

Тем не менее в 1813 г. война с Францией все еще продолжалась. После поражения французов в 1812 г. в духе официальной антинаполеоновской пропаганды С.Н. Глинка убеждал читателей, что война идет, в сущности, не с французами, а с Наполеоном и его беззаконным правительством. Разъясняя причины кампании 1813 г. в Европе, он писал: «Нынешняя война не против французского народа возгорелась, но против скопища буйственных голов, возникших на пагубу Франции и Европы»[49]. Рассуждая о пожаре Москвы, С.Н. Глинка отказывался от жестокой мести врагу: «Россия не хочет никому мстить ни огнем, ни мечем», – но тут же жестко заявлял: «она желает только, чтобы лютый Наполеон и адское его правительство изчезли навсегда с лица земли»[50].

Необходимость свержения Наполеона русский публицист аргументировал, ссылаясь на нелегитимность Бонапарта и его склонность к конфликтам. В статье, озаглавленной «Почему опасно наполеоновское правительство?» утверждалось: «Доколе не возстановится во Франции законное правительство, дотоле не утихнет буря свирепых и беззаконных страстей»[51]. Потратив в предшествующие годы немало усилий на критику французской культуры и идей французских философов, С.Н. Глинка готов был под влиянием официальной пропаганды отделить французов от Наполеона и объявить врагом только последнего. Уже в 1814 г. издатель предлагал читателям статью под названием «Может ли Наполеон не быть завоевателем?». Ответ автора на вопрос был отрицательным. С.Н.  Глинка вновь ссылался на неисправимость мирового зла: «Может ли он чем нибудь насытиться? Ад и погибель не насыщаются»[52].

Подводя итог вышесказанному, отметим влияние на «Русский Вестник» идей и приемов, распространенных в антинаполеоновской пропаганде в Европе, а также влияние официальной политики самодержавия по отношению к Франции. До 1812 г. С.Н. Глинка в своих публикациях осторожно обходил личность императора Франции стороной. В период Отечественной войны 1812 г. (реально – на страницах первых номеров 1813 г.) он обрушился на Наполеона с жесткой критикой. Эта критика, как и критика всего французского, была отражением патриотического подъема в русском обществе (преимущественно в дворянских кругах) того времени. В 1813 г., с переходом антинаполеоновской коалиции в контрнаступление, в журнале появляется тенденция разделять Наполеона и французов, подчеркивая, что война ведется только с незаконным правительством Бонапарта. Нелегитимность, деспотичность власти Бонапарта как правителя Франции были общим местом в антинаполеоновской пропаганде по всей Европе. Поддерживая критику власти Наполеона с позиций консервативного легитимизма, С.Н. Глинка демонстрировал свои консервативно-монархические взгляды.

Увлекаясь демонизацией Бонапарта, С.Н. Глинка обвинял его во всех пригрешениях. Более того, Наполеон на страницах «Русского Вестника» превращался в некое абсолютное и иррациональное зло, в «вождя французского ада», обуреваемого инстинктом разрушения. Эсхатологический пафос, связанный с темой Антихриста, в ряде статей о Наполеоне также присутствовал не только в журнале С.Н. Глинки.

Какие же аспекты образа Наполеона можно считать особенностями «Русского Вестника»? Обращает на себя внимание жесткий, экспрессивный стиль критики Наполеона. Такое неделикатное отношение к супостату определялось, во-первых, обстановкой небывалой войны, развернувшейся уже в пределах России, а во-вторых, – ориентацией журнала на широкую, прежде всего провинциальную аудиторию. Откровенно далекая от объективности, грубая критика в адрес «шута-корсиканца» должна была поддержать патриотические чувства в среде не самых искушенных читателей.

Характерной чертой образа Бонапарта в «Русском Вестнике» следует назвать настойчиво повторяемую издателем мысль о связи Наполеона с французскими революционерами. Усилиями императора Франции революция продолжается, трансформировавшись в завоевательные войны. Именно так С.Н. Глинка пытался представить характер наполеоновских войн.

Поэтому неслучайно «Русский Вестник» отличало стремление усматривать главную угрозу не в мощи французской армии и не в военном даровании Наполеона. Главной опасностью С.Н. Глинка называл наполеоновскую идеологию и пропаганду, направленную, по его версии, на порабощение и «офранцуживание» европейцев. Такое внимание к идеологии было вполне логичным для журнала, неустанно боровшегося с галломанией и французскими идеями. В период войны 1812 г. Наполеон превращается в олицетворение всего французского, становится главным распространителем опасных французских идей. Именно в рамках такой логики русский публицист приходит к смелой догадке об использовании прарижских мод в качестве орудия порабощения. Идеологический уровень образа Наполеона оказался тесно связанным с общекультурным: он насаждает французский язык и моды, пагубное не то рабское, не то революционное образование. Целью политики Наполеона, как утверждал русский патриот, было уничтожение самобытности и чувства патриотизма у народов Европы. Критика и даже шутки в адрес Наполеона смещаются в культурную, этническую сферу. Наполеон превратился в образ врага, но не столько политического, сколько культурно-идеологического. Это выделяло патриотический журнал С.Н. Глинки среди других изданий и было индикатором формирования национального самосознания и националистической идеологии в русском обществе.

В целом же в лице французов и Наполеона на страницах журнала С.Н. Глинки создавался типичный образ врага. Впервые в русской публицистике и вообще в русской общественной мысли была выдвинута программа последовательной дискредитации всего, что связано с Францией. Галлофобия «Русского Вестника» оттеняла идеализацию всего русского. В противопоставлении с образом чужого, образом врага выкристаллизовывался образ своего, родного. Галлофобия стала отправной точкой и одновременно ярким проявлением нарождающегося в ту эпоху русского национализма. Именно для националистической идеологии было характерно то, что С.Н. Глинка увязывал военное вторжение французской армии и засилие французской культуры, борьбу с Наполеоном и отказ от французского языка.

Кроме того, образ общеевропейской империи Наполеона, зараженной «развратом умов» и космополитизмом, на страницах патриотического журнала противопоставлялся России, сохраняющей свою самобытность. Такое противопоставление периода наполеоновских войн превращалось в основу для антитезы «Россия – Европа», столь характерной в русской общественной мысли последующих десятилетий.

Издатель «Русского Вестнка» отвергал идеи французских философов и революционеров, новые политические принципы, принесенные французской революцией. Вполне закономерно, что критика Франции и Наполеона приобретала в сочинениях русского публициста консервативный характер. Франция воспринималась как источник пагубных идей о переустройстве общества на основе универсальных рациональных принципов. Ей противопоставлялась Россия с ее традиционными устоями, включая самодержавие и крепостное право.

Примечания

[1] См. об этом: Сироткин В.Г. Наполеон и Александр I. – М., 2003. –С. 305–405.

[2] Русский Вестник. – 1810. – № 7. – С. 6.

[3] Русский Вестник. – 1812. – № 7. – С. 78.

[4] Русский Вестник. – 1812. – № 9. – С. 2.

[5] Русский Вестник. – 1813. – № 2. – С. 98.

[6] Русский Вестник. – 1813. – № 4. – С. 28.

[7] Русский Вестник. – 1813. – № 7. – С. 15.

[8] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 87.

[9] Глинка С.Н. Русская история. Ч. 14. – М., 1825. – С. XII.

[10] Русский Вестник. – 1813. – № 7. – С. 19.

[11] Русский Вестник. – 1813. – № 8. – С. 36.

[12] Русский Вестник. – 1813. – № 7. – С. 21.

[13] Русский Вестник. – 1814. – № 4. – С. 21.

[14] Русский Вестник. – 1813. – № 4. – С. 30.

[15] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 60.

[16] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 57.

[17] Там же. – С. 91–92.

[18] Там же. – С. 55.

[19] Там же. – С. 62.

[20] Русский Вестник. – 1813. – № 10. – С. 44.

[21] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 13.

[22] Заиченко О.В. Формирование позитивного образа России как части консервативного мировоззрения // Россия и Германия. – М., 1997. – С. 29.

[23] Русскй Вестник. – 1813. – № 7. – С. 18.

[24] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 87.

[25] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 53–54.

[26] Русский Вестник. – 1812. – № 9. – С. 100.

[27] Русский Вестник. – 1812. – № 11. – С. 112.

[28] Русский Вестник. – 1812. – № 9. – С. 5.

[29] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 57.

[30] Русский Вестник. – 1813. – № 3. – С. 43.

[31] Русский Вестник. – 1813. – № 6. – С. 24.

[32] Русский Вестник. – 1814. – № 4. – С. 22.

[33] Русский Вестник. – 1813. – № 11. – С. 9.

[34] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 23–24.

[35] Русский Вестник. – 1812. – № 10. – С. 41.

[36] Русский Вестник. – 1813. – № 10. – С. 40–44.

[37] Русский Вестник. – 1813. – № 4. – С. 25.

[38] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – СС. 8–9.

[39] Русский Вестник. – 1813. – № 2. – С. 98.

[40] Русский Вестник. – 1813. – № 5. – С. 62–75.

[41] Поначалу Ф.В. Ростопчин даже не скрывал своей роли  организатора поджога. См.: Тартаковский А. Обманутый Герострат // Родина. –1992. – № 6–7. – С. 88–93.

[42] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 23.

[43] Там же. – С. 13.

[44] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 15.

[45] Русский Вестник. – 1814. – № 5. – С. 82.

[46] Русский Вестник. – 1813. – № 3. – С. 40.

[47] Русский Вестник. – 1813. – № 5. – С. 36–37.

[48] Там же. – С. 39.

[49] Русский Вестник. – 1813. – № 6. – С. 21.

[50] Русский Вестник. – 1813. – № 1. – С. 15.

[51] Там же. – С. 52–53.

[52] Русский вестник. – 1814. – № 5. – С. 85.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС