Е.Б. Мирзоев

2010

БИБЛИОТЕКА 1812 ГОДА

Е.Б. Мирзоев

С.Н. Глинка против наполеоновской Франции

У истоков консервативно-националистической идеологии в России

Предисловие

Издатель патриотического журнала «Русский Вестник», драматург и историк Сергей Николаевич Глинка (1775 (по др. данным 1776) – 1847) оставил заметный след в истории русской общественной мысли. Активная литературная и общественная деятельность С.Н. Глинки приходится на эпоху царствования Александра I, т.е. на первую четверть XIX столетия. Не существует ни одной книги, специально посвященной его жизни или творчеству, хотя в разное время о нем было написано несколько статей[1]. Предлагаемая читателю монография призвана восполнить этот пробел.

Однако в центре нашего внимания будет находиться не личность литератора, а те важные перемены в общественном сознании России, которые нашли самое непосредственное отражение в его сочинениях. Творчество С.Н. Глинки интересно для нас в качестве индикатора становления и эволюции важнейших направлений русской общественной мысли. Сочинения С.Н. Глинки представляют собой ценный источник для выявления механизма формирования важнейших аспектов общественного сознания.

В свое время С.Н. Глинка пользовался известностью, и, по мнению некоторых его современников, играл важную роль в общественной жизни своей эпохи. Так, П.А. Вяземский, вспоминая о «Русском Вестнике, утверждал: «Преимущественно в первые годы существования своего журнал имел историческое и политическое значение»[2]. В Москве, где прошла большая часть его литературной и общественной жизни, С.Н. Глинку знали не только благодаря его сочинениям, но, по выражению К.А. Полевого, «за его оригинальность»[3]. Более того, современник Глинки И.И. Лажечников свидетельствовал, что благодаря своей общественной деятельности публицист был популярен даже среди простых горожан: «Весь московский люд знал его; я видел часто, как извозчики на бричках кланялись ему в пояс, а многие проезжавшие мимо снимали перед ним шапки»[4]. К вопросу о популярности сочинений Глинки мы еще вернемся; здесь же отметим, что для первой половины XIX в. популярность публициста у заведомо неграмотных или малограмотных извозчиков сама по себе явление неординарное.

Между тем С.Н. Глинка был поистине плодовитым писателем. Среди его сочинений можно найти драмы и исторические сочинения, собрания исторических анекдотов и собрания песен и романсов, публицистические очерки, историко-географические, биографические описания. Наконец, большой интерес представляют мемуары писателя. Но главным детищем С.Н. Глинки был, без сомнения, основанный им журнал «Русский Вестник», которому издатель был более всего обязан своей популярностью.

Авторы, позднее писавшие о С.Н. Глинке, давали ему порой весьма нелестные характеристики. Так, Н.Н. Булич в своем труде по истории русской литературы отмечал, что журнал С.Н. Глинки «Русский Вестник» «имел успех не столько по таланту издателя, который отличался только своей рьяностью и пылкостью, сколько по направлению статей своих, соответствующих духу общества, недовольного потерями в последней войне и унизительным для нас Тильзитским миром»[5]. Что же касается самих общественных взглядов С.Н. Глинки, то Н.Н. Булич называл их «узко-сословным патриотизмом, глубоко консервативным и ненавидящим все новое»[6]. Следует признать, что такая оценка литературной и общественной деятельности публициста стала общим местом в литературе. В статье Н.П. Замотина, написанной в начале прошлого столетия, издатель «Русского Вестника» отнесен к тому «общественно-психологическому типу, который складывал в нашей общественности консервативно-патриотическое направление»[7]. В той же статье констатируется, что наивное возвеличивание русской самобытности в «Русском Вестнике» нужно было С.Н. Глинке, чтобы на его фоне «вырисовать отрицательное отношение к Западу»[8]. Почти полвека спустя сходная характеристика общественным взглядам С.Н. Глинки дается в «Очерках по истории русской журналистики и критики». Направление «Русского Вестника» названо здесь «квасным патриотизмом», а его издатель – представителем официально-«патриотического» движения. Более того, авторы этого коллективного труда констатировали, что С.Н. Глинка «стремился использовать патриотический подъем народа во время войны для восхваления самодержавия и крепостничества»[9]. В «Истории русского драматического театра» отмечался «консервативный, сусально-монархический дух» пьес С.Н. Глинки[10]. В.В. Познанский писал о «консервативно-охранительном национализме» С.Н. Глинки[11].

Отдельно упомянем работы Л.Н. Киселевой, специально посвященные С.Н. Глинке. Прежде всего, она отмечает, что после Тильзитского мира, когда униженное положение России обострило национальное чувство, знаменем консервативного лагеря стала национально-патриотическая идея[12]. По ее мнению, в «Русском Вестнике» С.Н. Глинки национально-патриотические идеи нашли наиболее полное воплощение[13]. Основой мировоззрения Глинки Л.Н. Киселева признает философию XVIII в. Таким образом, идеи философов Просвещения, которые подвергались критике в «Русском Вестнике», были отправной точкой идейных построений самого публициста[14]. В целом, Л.Н. Киселева реконструировала систему общественных взглядов Глинки в виде своеобразного государства-семьи, в котором общественные связи проникнуты патриархальным духом. Эту систему она оценивает как социально-утопическую, однако не требующую для своего воплощения изменений существующего строя[15]. Эти выводы были сделаны на основании анализа почти исключительно материалов журнала, издававшегося С.Н. Глинкой, что позволяет ставить вопрос об их проверке и дополнении на материале более широкого комплекса источников.

Даже беглый обзор литературы о С.Н. Глинке демонстрирует отсутствие единства у историков русского общества и литературы в оценках его общественных взглядов. В то же время большинство исследователей использовали для характеристики этих взглядов понятия «консерватизм», «патриотизм», «национализм», хотя акценты здесь расставляются по-разному. Чтобы точнее охарактеризовать общественные взгляды издателя «Русского Вестника», необходимо разобраться в терминологии.

Впервые слову «консерватизм» придал особое «идеологическое» значение французский консерватор Ф.Р. Шатобриан, начавший в 1815 г. выпуск журнала «Консерватор», где пропагандировал идеи политической и клерикальной реставрации во Франции. Позднее это слово вошло в обиход в Германии и Англии. К. Манхейм, один из основоположников научного исследования консерватизма, рассматривал его как реакцию на общественные изменения, происшедшие в результате Французской революции. Он определял консерватизм как особый тип мышления, в основе которого лежит императив конкретности, неприятие абстрактных социально-политических схем и доктрин. К. Манхейм рассматривал консерватизм как антитезис либерализма, который, однако, наследует его методологический фонд[16]. При этом он разделял понятия «консерватизм» и «традиционализм», считая последний не стилем мышления, а лишь неосознанной, чистой реакцией на перемены в окружающем мире[17]. Иными словами, консерватизм определялся им как «сознательный традиционализм»[18]. В рамках такого подхода общественные политические настроения будут лежать преимущественно в сфере традиционализма, а политические теории и концепции, отталкивающиеся от них и обосновывающие их, должны характеризоваться как консервативные.

Существуют и другие взгляды на природу консерватизма. Согласно им, психологические истоки консерватизма восходят к началу человеческой истории, но идейно-политический консерватизм был порожден реакцией европейских правящих кругов на философию Просвещения и Французскую революцию. Политическую функцию консерватизма определяют как торможение процесса демократизации, социального и духовного раскрепощения человека на основе тезиса о несовершенстве человеческой природы[19].

Характеризуя литературу и общественную мысль рассматриваемой эпохи (начало XIX в.), понятие «традиционализм» применял в своих работах Ю.М. Лотман. Он отмечал антитрадиционализм мыслителей Просвещения, для которых обычаи были синонимом предрассудков[20]. В отличие от них, теоретики реакционного общественного лагеря в России, по словам Ю.М. Лотмана, преподносили традицию как нечто более высокое, чем критическая мысль человека, противопоставляли теоретическим нормам «разумного» исторически сложившееся как единственно возможное и приемлемое[21]. Он также подчеркивал характерную, по его мнению, черту реакционных построений традиционалистов: они предлагали собственные политические догмы, произвольно опрокинутые в прошлое, заменяя историзм реакционной утопией[22]. Обратим внимание на то, что термин «традиционализм» у Ю.М. Лотмана по своему внутреннему наполнению близок к «консерватизму» у К. Манхейма, т.е. понимается как сознательная консервативная рефлексия на рациональную философию и политическую практику.

Понятие «традиционализм», на наш взгляд, применимо для характеристики такого образа мышления или поведения, который основан на социокультурном наследии, передающемся от поколения к поколению, т.е. собственно на традиции. Понятие «традиционализм» как нельзя лучше подходит для обозначения преимущественно социокультурных или нравственно-религиозных аспектов консерватизма,в то время как в области политических отношений чаще употребляют термин «консерватизм», нежели «политический традиционализм».

Особенно сложна ситуация с точным определением понятия «национализм». Согласно одному из определений, нация – это исторический тип этноса, социально-экономическая целостность, которая складывается и воспроизводится на основе общности территории, экономических связей, языка, некоторых особенностей культуры, психологического склада и этнического самосознания[23]. Процесс складывания наций сложен и длителен. Обычно говорят о формировании английской нации в XVII–XVIII вв., а французской – к концу XVIII столетия. В случае с русской нацией, по мнению специалистов, он еще продолжался во второй половине XIX в.[24]. Как явствует из приведенного выше определения, одним из образующих элементов нации, притом, добавим, важнейшим, является национальное самосознание. Поэтому нацию можно определить как «группу людей, которая способна помыслить себя в качестве политического сообщества, отличного от других человеческих сообществ»[25]. Национальное самосознание включает в себя и само понятие «нация». Это слово (от лат. nation – племя, народ) только с конца XVIII столетия, то есть с эпохи Французской революции, стало приобретать современный смысл и актуальность.

Тогда же, по мнению исследователей, можно говорить о возникновении национализма в собственном смысле этого слова. Однако смысл понятия «нация» в идеологии и массовом сознании быстро менялся. Если в начале, в частности во Французской республике, дискурс нации ограничивался государственным патриотизмом, то в период наполеоновских войн и позднее он подвергся этнитизации, а понятие «национального сообщества» стало обозначать культурное родство на основе языка, религии и других характеристик[26]. Национализм есть особая форма этнического сознания, а также идеологический и политический принцип. Он подразумевает абсолютизацию собственной национальной исключительности, с необходимостью соединенную с недоверием к чужим этническим общностям. О национализме можно говорить тогда, когда в общественном сознании происходит фетишизация собственно этнического, которое начинает рассматриваться как критерий, определяющий в конечном итоге все отношения между людьми. Национализм требует совмещения политических и культурных границ, создания этнонационального государства. Различным вариантам национализма присущи общие черты, к числу которых относятся идеалы автономии, единства и идентичности (самосознания), а также набор символов и ритуалов, связанных с драматической репрезентацией нации[27]. Однако варианты националистической идеологии столь разнообразны, что исследователи порой приходят к выводу о невозможности сформулировать единую теорию национализма, выделяя отдельные «классические типы» национализма. Среди них называют и националистическую реакцию на наполеоновские войны[28].

Важно подчеркнуть, что национализм далеко не всегда является порождением зрелого национального самосознания, но, как правило, предшествует формированию нации, играя важную роль в этом процессе[29]. По мнению В.А. Тишкова и В.А. Шнирельмана, в процессе формирования государств современного типа (в эпоху после Французской революции) элиты предпринимают идеологические и политические усилия по утверждению концепта единого народа или нации. Такие усилия становятся необходимы по мере того, как с исторической арены сходят государства старого типа, в которых легитимность власти определялась «помазанником божьим». Взамен утверждается новый принцип легитимности, основанный на представлении о «народе» (нации) как о суверене и источнике власти. Таким образом, нация является продуктом идеологии национализма, а не наоборот[30]. Причем, как показывают исследования, чувства национальной солидарности в европейских государствах долгое время оставались принадлежностью элиты, и лишь постепенно, в том числе благодаря государственной пропаганде в сочетании с распространением грамотности, они стали неотъемлемой частью массового сознания[31]. Еще раз подчеркнем, что в России начала XIX в. национальное самосознание даже в среде дворянства только складывалось.

В отличие от национализма, патриотизм обычно определяют как чувство любви к своей родине и своему народу. Однако четкую грань между этими двумя понятиями провести практически невозможно. Стоит вспомнить выражение «квасной патриотизм», означающее восхваление всего своего и порицание всего чужого. Важно отметить, что существование наций неразрывно связано с современным типом национальных государств, возникших после Французской революции конца XVIII в. В таких государствах на смену племенной, конфессиональной солидарности, либо чувству преданности той или иной династии приходит «национальный патриотизм». Причина, по которой народные массы в XIX и XX вв. оказались охвачены  идеей «национального патриотизма», в том, что государства и национальные движения смогли мобилизовать складывавшиеся веками чувства коллективной принадлежности (протонациональные связи), которые можно использовать на макрополитическом уровне в интересах тех же государств[32]. В то же время, национализм сам становится утверждающим и оправдывающим принципом политики и создания государств. «Национальный патриотизм» (особенно в мононациональном государстве, но не обязательно) тесно смыкается с умеренным национализмом. С учетом всех этих нюансов терминологии мы будим подходить к оценке взглядов С.Н. Глинки.

Формирование общественного сознания в России было тесно связано с общеевропейскими событиями и процессами, неизбежно затрагивавшими русское общество. Для российского общества начала XIX в., как и для Европы в целом, проблемы легитимности, прерогатив верховной власти, ее социальной опоры приобрели особую значимость в силу объективных причин. Центральное место среди них следует отвести Французской революции и тем переменам в Европе, которые она вызвала. Именно в контексте этих исторических событий следует рассматривать формирование и становление российского общественного сознания с присущими ему взглядами на общество и государство.

В начале XIX столетия Россия оставалась еще феодальной страной с самодержавной монархической властью и жестоким крепостным правом. Население Российской империи в подавляющей своей массе состояло из неграмотных крестьян. Лишь дворянство, причем преимущественно его немногочисленная образованная верхушка, являлось носителем того, что обычно понимают под словосочетаниями «общественное мнение», «общественно-политические взгляды». Поэтому, говоря о «русском обществе» применительно к той эпохе, обычно имеют в виду прежде всего или даже исключительно дворянское общество. Именно эта привилегированная часть населения страны участвовала в открытом (в той мере, в какой это позволяла царская цензура) обсуждении самых разных актуальных для общества проблем, из ее среды выходили авторы сочинений самого разного толка. Дворянство, разумеется, составляло и основную читательскую аудиторию России.

В конце XVIII – начале XIX вв. русское общество стало свидетелем краха абсолютизма во Франции, казни короля и якобинского террора, революционных, а затем и наполеоновских войн, узурпации власти Наполеоном и многих других драматических событий. На глазах у современников проходило формирование нового общественно-политического строя и новых государственных институтов власти в революционной, а позднее – в наполеоновской Франции, а также в ряде других государств. Все эти события неизбежно ставили перед правительствами и обществом европейских стран, в том числе и России, проблему адаптации абсолютистских режимов к произошедшим переменам. Осмысление этих событий и в первую очередь опыта Французской революции в русском общественном сознании вело к пересмотру старых стереотипов (таких как идея о нравственном и политическом прогрессе на основе просвещения), к появлению новых представлений, в частности о возможности альтернативы самодержавию в России.

Под влиянием бурных политических событий в Европе неизбежно расширялось и менялось понимание легитимности, что начинало отражаться и в реальной политике. В условиях наполеоновских войн абсолютистские правительства стран антинаполеоновской коалиции были вынуждены в практике международных соглашений учитывать такие понятия, как «нация», ее суверенитет в вопросе политического устройства государств. Осознание необратимости политических последствий Французской революции вело к признанию с их стороны конституции в качестве основы государственного строя во Франции[33]. Правящим кругам России предстояло найти ответ на вопрос о том, какими средствами и способами укрепить российскую государственность и не допустить развития событий по французскому сценарию.

Все эти факторы во многом определили политический курс правительства Александра I. Александровский конституционализм стал выражением стремления к совершенствованию самодержавно-бюрократической системы с учетом новых политических реалий (таких, например, как включение в состав Российской империи Польши и Финляндии), а отчасти, возможно, и с учетом новых общественных настроений[34]. В целом для правительственного конституционализма были характерны идеи упорядочивания системы управления и дополнения абсолютистской государственной системы институтом представительства (с законосовещательными функциями), без реального ограничения с его стороны самодержавной власти монарха. Речь шла в конечном счете об использовании европейских государственно-правовых институтов и идеологем для укрепления и развития самодержавия. Правительственный конституционализм стал не только ответом русского правительства на изменения в Европе, но и одним из факторов формирования общественного мнения внутри России.

Можно выделить две основные проблемы, представлявшие особый интерес для русского общества того времени. Прежде всего, это проблема власти, ее происхождения и легитимности. В связи с этим обсуждались различные формы правления, легитимность самой власти и конкретных персоналий, обладающих властью (в последнем случае особый интерес представляет оценка обществом личности Наполеона). Проблема легитимности, в свою очередь, определялась той или иной трактовкой вопроса о происхождении власти. Другим важнейшим вопросом, по-разному решавшимся представителями различных общественных кругов, был вопрос о возможности и полезности политических и культурных заимствований из Европы. Будет ли такое заимствование унижением достоинства России, возможно, даже угрозой самому ее существованию или, напротив, приобщит ее к нормам европейской цивилизации? В конечном счете обсуждение этих вопросов выливалось в дискуссию о путях и перспективах развития России.

Следует отметить, что сам факт открытого обсуждения в обществе этих проблем, ставший реальностью в начале XIX в., был новым явлением для России. Этому способствовали и реформы Александра I в сфере просвещения, образования, цензуры. Достаточно вспомнить, что цензурный устав 1804 г. был самым либеральным из уставов XIX в.. Именно в это время в стране происходил небывалый ранее подъем публицистики, появлялись все новые периодические издания, расширялся круг их читателей. Такие популярные в то время журналы, как «Вестник Европы», «Русский Вестник», «Сын Отечества», становились органами открытого обсуждения обществом проблем, в том числе политических. Они впервые позволили представителям общественности, не связанным напрямую с правительством, публично высказывать свою точку зрения на актуальные темы[35].

При этом оценка европейских событий в публицистических сочинениях часто становилась формой обсуждения внутрироссийских проблем. Рассуждения на тему о преимуществах того или иного образа правления или изложение исторических сюжетов далекого прошлого иногда прямо, а порой в завуалированной форме подталкивало читателя к размышлениям о путях развития русского государства и общества.

Общественное сознание в России со второй половины XVIII столетия созревало для обсуждения этих проблем как в общеевропейском контексте, так и непосредственно в применении к России. Идейной основой для всех направлений политической мысли в России в ту эпоху оставалась философия французского Просвещения. По-разному трактуя решение важнейших социально-политических проблем, общественные деятели в первую очередь по-разному приспосабливали идеологию и терминологию Просветителей к своим концепциям. Одновременно под влиянием Французской революции в странах Западной Европы с конца XVIII в. происходили глубокие перемены в общественном сознании, связанные с пересмотром и, в конечном счете, с кризисом просветительской идеологи как философской основы для политических доктрин. На смену ей приходили консервативная, либеральная, социалистическая идеологии. Эти общие тенденции затронули и русское общество, переживавшее период складывания и межевания различных направлений общественной мысли.

Как и в ряде других европейских стран, в частности в Германии, в России поиски модели развития русской государственности в начале XIX столетия были связаны с пробуждением национального самосознания (в России – особенно в связи с Отечественной войной 1812 г.), поиском национальных устоев, собственных ориентиров общественного развития. Большинство видело способ оградить страну от бед и потрясений, которые потрясали всю Европу в период Французской революции и наполеоновских войн, в сохранении и упрочении уже существующего социально-политического строя. Эта тенденция послужила основой для формирования и развития консервативной идеологии в России. В то же время патриотический подъем в странах антинаполеоновской коалиции стал основой для оформления националистической идеологии. Так, в Германии с 1812 г. барон Г.-Ф. Штейн при содействии российского двора агитировал за объединение всех патриотических сил ради обретения независимости и «народности» (nationalitat), пробуждения национального духа немцев на базе антифранцузских настроений. Эти идеи, вероятно, позднее повлияли на формирование теории «официальной народности», идеологии русского самодержавия  уже в царствование Николая I[36].

Кроме того, после французской революции в общественном сознании в Европе, и в том числе в России, намечается тенденция к изменению важнейшей структурной оппозиции просветительской философии («природа – предрассудок», «естественное – извращенное»). Она получает новую интерпретацию: естественное стало отождествляться с национальным. Франция в это время стала казаться родиной всех предрассудков, «царством модных идей». Склонность видеть в русском крестьянине представителя «естественного» мира и рассматривать основы русской жизни через призму античных идеалов заметна уже в трудах А.Н. Радищева[37]. Уже в сочинениях русских просветителей конца XVIII в.: Д.И. Фонвизина, Н.И. Новикова, А.Н. Радищева подчеркивались нравственные достоинства русских, их просвещенность с древности, отмечалась ценность русского языка. В то же время в их трудах осуждалось «модное» иностранное воспитание как причина охлаждения к отечеству, критика французской просветительской позицией «гражданина мира»[38]. В русском крестьянине увидели «человека природы», в русском языке – естественный язык, созданный самой Натурой. После Тильзитского мира эта тенденция проявились в сочинениях адмирала А.С. Шишкова.

Революционный террор и беззаконие, которые сопровождали революцию во Франции, в особенности после 1792 г., породили в широких общественных слоях Европы разочарование в политических преобразованиях как пути, ведущему к прогрессу и благоденствию. Общество, воспитанное преимущественно на гуманистических идеалах французского Просвещения, не могло принять казни короля, революционного хаоса, якобинской диктатуры. Казалось, социально-политические доктрины философов-просветителей, вдохновлявшие французских революционеров, оборачивались на практике крушением самих основ общественного порядка, законности и морали. Режим якобинской диктатуры воспринимался многими как беззаконная тирания горстки узурпаторов, не имевшая ничего общего с пресловутыми принципами народного суверенитета, свободы и равенства. В общественном сознании стран Европы, в том числе и в России, под влиянием этих событий появляется разочарование во многих политических идеалах Просвещения, одним из которых было представление о республике как об одной из самых совершенных форм государственного устройства. Высказывавшиеся уже самими философами-просветителями (в частности Монтескье) критические суждения относительно целесообразности республиканской формы правления в условиях больших государств теперь, казалось, получали подтверждение на практике.

Приход к власти во Франции Наполеона, ознаменовавший собой конец реального существования республики, еще более закрепил в умах современников постулат о неизбежности монархического устройства для крупных государств, идею о бесперспективности попыток изменить его. Установление во Франции режима власти первого консула расценивалось многими, например Н.М. Карамзиным, как возврат Франции к монархическому строю (см. главу 2). В этих условиях становится популярным представление о неизменности в целом государственно-политических устоев, которое в общественном сознании противопоставлялось идее политического прогресса.

Впрочем, восприятие Наполеона русским обществом изменилось к 1804 г. Коронация Наполеона, убийство члена королевской семьи герцога Энгиенского, беспрецедентная перекройка границ итальянских и германских государств, затеянные правителем Франции на фоне все шире разгоравшихся наполеоновских войн оценивались в русском обществе, а до Тильзитского мира 1807 г. и официальным Петербургом, как незаконные. В обществе росло осознание противоречия между безграничными притязаниями новоявленного французского императора и политикой России по защите и расширению своей сферы влияния в Европе. Наполеон начинал все больше восприниматься не как душитель французской революции, а как ее детище, не как законный государь, получивший власть от народа, а как узурпатор, присвоивший трон законной династии Бурбонов. В условиях наполеоновских войн, особенно после 1807 г., когда наполеоновская армия стала реально угрожать границам Российской империи, в русском общественном сознании получила еще большую актуализацию противопоставление «незаконной» власти якобинцев и Наполеона – законной наследственной власти государей. В условиях патриотического подъема общество в России (и в ряде других европейских стран) обратилось не только к национальным культурным, но и политическим традициям. В этом контексте русское самодержавие противопоставлялось республиканской и наполеоновской Франции.

Единого консервативного лагеря в русском обществе не существовало. Консервативная идеология была представлена взглядами общественных деятелей, принадлежавших к различным общественным кругам, не осознававших своей идейной близости. Правильно оценить характер и значение сочинений издателя «Русского Вестника» можно лишь в контексте тех идей, которые были выдвинуты другими известными консерваторами его эпохи, такими как Н.М. Карамзин. Поэтому особое место в книге уделено анализу концепций наиболее заметных консерваторов – современников С.Н. Глинки: Н.М. Карамзина и Жозефа де Местра.

Параллельно с формированием консервативной идеологии в узких кругах дворянского общества первой четверти XIX в. получили распространение идеи конституционализма. Наиболее известными их выразителями стали декабристы. Однако именно настроения консервативных кругов дворянского общества были достоянием молчаливого большинства, особенно в провинции. Сошлемся на мемуары декабриста И.Д. Якушкина: «То, что называлось высшим образованным обществом, большей частью состояло тогда из староверцев, для которых коснуться которого-нибудь из вопросов, нас занимавших, показалось бы ужасным преступлением. О помещиках, живущих в своих имениях, и говорить нечего»[39]. Определяющую роль в формировании всех вариантов консервативных концепций государственности в России сыграл внешний фактор: революционные события во Франции и наполеоновские войны. Они отразили реакцию различных кругов дворянства на бурные политические перемены в Европе, в конце концов напрямую затронувшие Российскую империю. С другой стороны, специфика этих консервативных воззрений, содержавшихся в сознании русского общества, была обусловлена внутренними социально-экономическими и политическими условиями, степенью развития самого общественного сознания.

Хронологические рамки книги ограничены эпохой Французской революции и наполеоновских войн, на которую приходится время становления мировоззрения С.Н. Глинки, его наиболее активной публицистической деятельности и популярности. Несмотря на длительную творческую жизнь, именно в период до 1815 г. С.Н. Глинка играл по-настоящему важную роль в общественной жизни России. Поэтому нас будет интересовать его творческая деятельность в 1800-х – 1810-х гг.

Примечания

[1] См. краткую библиографию в конце книги.

[2] Вяземский П.А. С.Н. Глинка // Он же. Полное собрание сочинений. В 12 тт. Т. 2. – Спб., 1879. – С. 338.

[3] Полевой К.А. Записки К.А. Полевого. – Спб., 1888. – С. 233.

[4] Лажечников И.И. Новобранец 1812 года // Он же. Полное собрание сочинений. В 12-ти тт. Т. 1. – СПб., 1899. – С. 186.

[5] Булич Н.Н. Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX века. В 2 т. Т. 1. – Спб., 1912. – С. 209.

[6] Там же. – С. 217.

[7] Замотин И.И. «Русский Вестник» Глинки // Отечественная война и русское общество. В 7 т. Т. 5. – Спб., 1912. – С. 138.

[8] Замотин И.И. Указ. соч. – С. 132.

[9] Очерки по истории русской журналистики и критики. В 2 т. Т.1. – Л., 1950. – С. 173–174.

[10] История русского драматического театра. – М., 1977. – С. 93.

[11] Познанский В.В. Очерк формирования русской национальной культуры. – М., 1975. – С. 83.

[12] Киселева Л.Н. Система взглядов С.Н. Глинки // Тартусский университет. Ученые записки. Вып. 513. – Тарту, 1981. – С. 52.

[13] Там же. – С. 53.

[14] Там же. – С. 56.

[15] Киселева Л.Н. Указ. соч. – С. 70.

[16] Манхейм К. Консервативная мысль // Он же. Диагноз нашего времени. – М., 1994. – С. 661–663.

[17] Там же. – С. 597.

[18] Там же. – С. 601.

[19] Рахшмир П.Ю. Эволюция консерватизма в новое и новейшее время // Новая и новейшая история. – 1990. – №. 1. – С. 49.

[20] Лотман Ю.М. Архаисты-просветители // Он же. Избранные статьи в 3 т. Т. 3. –Таллин, 1993. – С. 358.

[21] Лотман Ю.М. Проблема народности и пути развития литературы преддекабристского периода // О русском реализме XIX в. и вопросе народности литературы. – М.–Л., 1960. – С. 8.

[22] Там же. – С. 9.

[23] Садохин А.П. Этнология. – М., 2000. – С. 248.

[24] Этнология. – М., 1994. – С. 271.

[25] Суни Р.Г. Империя как она есть: имперский период в истории России, «национальная» идентичность и теории империи // Национализм в мировой истории. Сборник статей. – М., 2007. – С. 42.

[26] Суни Р.Г. Указ. соч. – С. 42.

[27] Тишков В.А., Шнирельман В.А. Введение // Национализм в мировой истории. Сборник статей. – М., 2007. – С. 15.

[28] См.:Hall J.A. Nationalisms: classified and explained // Daedalus. –1993. – Vol. 122. – № 3. P. 1-28.

[29] Миллер А.И. Национализм и формирование наций // Нация и национализм. – М., 1999. – С. 6.

[30] Тишков В.А., Шнирельман В.А. Указ. соч. – С. 19–20.

[31] Там же. – С. 20–21.

[32] Hobsbawm E.J. Nations and nationalism since 1780: Program, myth, reality. – Cambridge. 1990. – P. 73.

[33] См.: Зак Л.А. Монархи против народов. – М., 1966. – С. 326.

[34] Подробнее см.: Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. –Саратов., 1982; Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. – М., 1989; Предтеченский А.В. Очерки обшественно-политической истории России. – М.–Л., 1957; Сафонов М.М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. – М., 1988.

[35] Правда, после 1818 года количество подобного рода печатного материала в русской периодике уменьшается в связи с ужесточением цензуры, проведенным по инициативе министра народного просвещения А.Н. Голицына.

[36] Зорин А. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII – первой трети XIX века. – М., 2004. – С. 356.

[37] Лотман Ю.М. Архаисты-просветители // Он же. Избранные статьи. В 3 т. Т. 3. – Таллин., 1993. – С. 364–365.

[38] См: Киселева Л.Н. Журнал «Зритель» и две концепции патриотизма в русской литературе 1800-х // Ученые записки Тартусского университета. Вып. 645. – Тарту, 1985. – С. 3–20.

[39] Якушкин И.Д. Из записок // Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. В 2 т. Т. 1. –М., 1951. – С. 101.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС